Проблемы сокращения и численность «тюремного населения» Казахстана за последние 10 лет: динамика и причины ее колебаний (Представительство МОО «Penal Reform International» (Международная тюремная реформа в Центральной Азии), 2012)

Так, сравнительный анализ верхних пределов лишения свободы в Казахстане и в некоторых других странах выявил следующее. Согласно статье 48 Уголовного кодекса РК лишение свободы назначается на срок от 6 месяцев до 15 лет, за особо тяжкие преступления - до 20 лет либо пожизненно, при совокупности преступлений и ряде других оснований, связанных с неисполнением смертной казни, - до 25 лет, а по совокупности приговоров - до 30 лет.

В то же время во многих зарубежных странах максимальный срок тюремного заключения не превышает 15 лет. Например, в Китае - от 6 месяцев до 15 лет, в Венгрии - от 2 месяцев до 15 лет, в Польше и Германии - от 1 месяца до 15 лет, в Финляндии - от 1 месяца до 12 лет, в Швеции - от 14 дней до 10 лет и т.д. Данный подход продиктован прежде всего тем, что, согласно результатам исследований пенитенциарных психологов, среднестатистическому человеку достаточно пяти лет пробыть в условиях изоляции, чтобы у него в значительной степени атрофировались социальные навыки житья в свободном обществе. Дальнейшее пребывание в изоляции лишь усиливает процесс его отторжения от свободного общества, отдаляя его еще больше, образно говоря, от «точки невозврата».

Ведь очевидно, что чем больше человек находился в изоляции, тем труднее ему адаптироваться снова к свободной жизни. Здесь процесс обоюдный, с одной стороны, сам человек отвыкает от жизни в свободном обществе, с другой стороны, само общество с настороженностью, а порой и с откровенным неприятием относится к нему. К тому же отсутствие в стране эффективной системы ресоциализации бывших заключенных вызывает и культивирует у определенной части из них чувство неполноценности, социально-психологического дискомфорта, озлобленности к окружающим и ощущение себя изгоями общества. В итоге отдельные из них осознанно снова совершают преступления с целью возврата в привычную для них лагерную среду.

Следует отметить и то, что законодательно закрепленные большие сроки лишения свободы обуславливают чрезмерную вариативность санкций Уголовного кодекса РК, за что критикуется специалистами в области уголовного права как одно из обстоятельств, создающее условия для коррупции в судебной системе. Если посмотреть на результаты широкой вариативности санкций через пенитенциарную систему, то сегодня в пределах одного исправительного учреждения несложно найти несколько осужденных по одной и той же статье, части и пункту Уголовного кодекса РК, но приговоренных к лишению свободы с существенной разницей в сроках. Это обстоятельство нисколько не способствует насаждению понятия справедливости в местах лишения свободы.

В рассматриваемом аспекте особо необходимо подчеркнуть, что в действовавшем до 1 января 1998 года Уголовном кодексе Казахской ССР общеустановленный срок лишения свободы составлял от 3 месяцев до 10 лет, за особо тяжкие преступления при наступлении особо тяжких последствий и особо опасным рецидивистам допускалось до 15 лет, а при замене смертной казни в порядке помилования лишением свободы оно могло быть назначено и на срок более 15 лет, но не свыше 20 лет. Отсюда неутешительный вывод, что Уголовный кодекс независимого Казахстана по критерию сроков лишения свободы значительно репрессивней Уголовного кодекса Казахстана советского периода.

Почему так произошло? Полагаем, что ответ кроется в тех социально-экономических и криминогенных условиях, которые существовали в стране на момент разработки, обсуждения и принятия первого Уголовного кодекса суверенного Казахстана. Это было сложное время, когда распад советской империи привел к тяжелейшему экономическому и социальному кризису на всем постсоветском пространстве, и как спутник любого подобного кризиса, в республике произошел беспрецедентный всплеск преступности. Поэтому вполне понятна логика законодателя того периода, когда в интересах защиты граждан от преступности была ужесточена ответственность за уголовные деяния.

Иначе говоря, из-за неспособности правоохранительных органов на тот период адекватно реагировать на рост преступности, вести с ней борьбу в плоскости профилактики было найдено нехитрое решение - устрашить наказанием путем увеличения сроков лишения свободы. Тем самым центр тяжести еще больше был смещен в сторону уголовно-исполнительной системы, которая в то время и так «захлебывалась» от переполненных колоний, доставшихся ей по наследству от советской империи.

Однако прошло уже 15 лет с момента принятия действующего Уголовного кодекса РК, за это время республика достигла очевидных успехов в политической и социально-экономической сферах, и преступность в стране не имеет прежних угрожающих масштабов, хотя появились новые угрозы в виде терроризма и экстремизма. Но это не мешает задуматься о возвращении предыдущих более разумных диапазонов лишения свободы с обязательным их сочетанием с эффективными мерами по подготовке заключенных к освобождению.

С позиции арифметики большие сроки лишения свободы являются одной из главных причин высокого индекса «тюремного населения», так как в местах изоляции происходит скопление людей. По данным Комитета уголовно-исполнительной системы, в 2011 году средний срок отбывания лишения свободы в колониях республики составлял 8,5 лет. Эта цифра вполне объяснима, если учесть, что сегодня в местах лишения свободы сконцентрированы в основном лица, совершившие тяжкие и особо тяжкие преступления, за которые и предусмотрены длительные срока наказания.

Следует отметить, что данная концентрация в последние годы имеет тенденцию к увеличению благодаря именно гуманизации законодательства, которая коснулась в основном преступлений небольшой и средней тяжести. Как следствие, произошло и изменение структуры «тюремного населения». Так, если на 1 января 2010 года в ИУ республики доля лиц, отбывающих лишение свободы за тяжкие и особо тяжкие преступления, составляла 84%, на 1 января 2012 года - 88,8%, то на 1 июня 2012 года, благодаря текущей на данный момент амнистии, коснувшейся исключительно преступлений небольшой и средней тяжести, уже 94,3% (см. приложение 3).

Считаем абсолютно верным, что в местах лишения свободы остается все меньше людей, не представляющих большой общественной опасности. Однако при сохранении данной тенденции по истечении непродолжительного времени и этот ресурс гуманизации будет исчерпан. Так, в настоящее время в местах лишения свободы осталось всего 2400 осужденных, отбывающих наказание за совершение преступлений небольшой и средней тяжести. И в недалеком будущем, когда эта цифра будет сведена к минимуму, возникнет важная дилемма: считать проведенные изменения пределом допустимой гуманизации и остановиться на этом или искать дополнительные ресурсы в законодательстве для продолжения и углубления реформ, а значит обратить внимание на лиц, отбывающих лишение свободы за тяжкие и особо тяжкие преступления.

Если ограничиться проведенной либерализацией уголовного законодательства и признать это достаточным, то следует признать и нерешенность проблемы высокого тюремного индекса Казахстана. Как отмечалось ранее, несмотря на его снижение за два с половиной года с 389 до 316, сегодня он в сравнении с другими постсоветскими странами все равно выглядит выше среднего, а по международным критериям достаточно высоким. Но и распространение гуманизации путем сложившихся стандартных методов на лиц, совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления, способно справедливо вызвать отрицательную реакцию со стороны части населения, особенно потерпевших от преступлений. Очевидно, что гуманизация законодательства не может быть бесконечной, она должна иметь разумные пределы. Иначе ее ошибки и перекосы, как показывает имеющийся опыт, приведут к обратному процессу. Очень важно в вопросе гуманизации найти и реализовать именно те ресурсы, которые не дискредитируют ее.

Поэтому архиважным для нас является не просто механическое сокращение сроков лишения свободы путем снижения верхнего предела, а изменение в целом концепции лишения свободы, чтобы главной целью этого наказания было не аморфное исправление человека, а его подготовка к жизни в обществе после освобождения.

В этом вопросе очень ценен европейский опыт тюремного заключения, когда оно является не столь продолжительным, чтобы человек не успел деградировать, и обязательно сочетается с иными мерами уголовно-правового воздействия. Например, в Германии к концу первого года отбывания тюремного заключения освобождается 50% осужденных. Но они не просто выходят на свободу, а передаются на определенный срок под надзор служб, занимающихся их реинтеграцией в общество. Причем зачастую это изначально оговаривается в приговоре суда, например, два года тюремного заключения и три года нахождения под надзором службы пробации. В течение посттюремного трехлетнего срока лицо должно выполнить обязанности, возложенные на него судом: возместить ущерб потерпевшему и принести ему публичное извинение; загладить иной вред, причиненный преступлением; отработать бесплатно определенное количество часов на муниципальных и социально-значимых объектах (уборка мусора на улицах, работа в доме престарелых, хосписах и т.п.); не посещать заведения увеселительного профиля; не покидать свое жилище в определенное время суток; не выезжать без разрешения службы пробации за пределы населенного пункта; при наличии какой-либо болезни пройти курс лечения; и др. Большое значение при этом придается возмещению непосредственно преступником ущерба потерпевшему, принесению потерпевшему публичного извинения и примирения с ним, так как это, говоря языком нашего законодательства, важный признак восстановления социальной справедливости.

Прилежное и досрочное выполнение этих обязанностей дает возможность полного освобождения раньше установленного судом срока. А невыполнение их в полном объеме в отведенные сроки означает, что человек не прошел испытание и не готов к полному освобождению. И тогда, по представлению службы пробации срок нахождения под надзором продлевается судом независимо от первоначального срока в приговоре. В случаях же грубого или системного нарушения пробационный надзор заменяется на повторное тюремное заключение.

Такая парадигма отбывания уголовного наказания имеет, с одной стороны, мощное стимулирующее воздействие на сознание осужденного, не в последнюю очередь в интересах потерпевшего, с другой стороны, профилактическое воздействие на окружающих, так как общество при публичном отбывании преступником наказания имеет больше возможности созерцать результаты совершения преступления.

К сожалению, в этом важном аспекте казахстанское законодательство, несмотря на наличие схожего института в виде условно-досрочного освобождения, далеко от совершенства. Так, интересы потерпевших от преступлений, как и в советское время, находятся на втором плане, они представляют основную ценность для уголовного процесса только на начальном этапе, когда требуется возбуждение уголовного дела. Дальнейшая судьба преступника мало зависит от потерпевших, нет действенного правового механизма примирения между ними, когда это возможно исходя из характера преступления, поэтому чувство ненависти к преступнику, особенно когда ущерб от преступления остался незаглаженным, порождает недовольство всей правовой системой государства.

Наличие в Уголовно-процессуальном кодексе РК нормы, обязывающей учитывать мнение потерпевшего от преступления при рассмотрении вопроса об условно-досрочном освобождении осужденного от наказания, не сильно решило проблему возмещения вреда. Причина известна - отсутствие работы в местах лишения свободы либо ее низкооплачиваемость. Поэтому осужденные в целях условно-досрочного освобождения идут на различные ухищрения, в том числе в виде частичного возмещения ущерба усилиями родственников и др. лиц, а также обещаний погасить оставшуюся часть после освобождения. Суды, при положительном рассмотрении вопроса об УДО в соответствии со ст. 178-2 Уголовно-исполнительного кодекса РК, обязывают освобожденных лиц «принимать меры по возмещению ущерба, причиненного здоровью, имуществу потерпевшего, или материального ущерба государству». Но проблема состоит в том, что в законодательстве нет эффективного механизма принудить их это сделать. Поэтому, как показывает жизнь, большинство освободившихся быстро забывает о своих обещаниях и обязанностях перед потерпевшими от преступления, тем самым укрепляя у последних чувство недоверия к государственным институтам власти.

Учитывая, что в Казахстане удельный вес хищений чужого имущества в общей структуре преступности всегда был очень высок и варьируется на уровне 40%, то перенятие вышеприведенной зарубежной практики отбывания наказания способствовало бы: во-первых, существенному снижению тюремного индекса Казахстана и повышению его мирового рейтинга по этому критерию; во-вторых, экономии немалых финансовых средств, выделяемых на содержание заключенных; в-третьих, реальному восстановлению нарушенных прав жертв преступлений, в тех случаях, когда это возможно; в-четвертых, усилению профилактического и воспитательного воздействия на сознание осужденных, в том числе благодаря участию общественности; в-пятых, повышению прозрачности системы отбывания наказания, а это то, чего настойчиво требует общество в последние годы. Да и в целом такой подход явился бы самой серьезной реформой системы отбывания наказания за все годы постсоветского бытия.

Если подойти еще шире к вопросу реформирования системы отбывания наказания с учетом положительного опыта других стран, то необходимы преобразования, способные установить изначальный приоритет альтернативных лишению свободы видов наказаний вкупе с четкими основаниями и упрощенным механизмом их замены на лишение свободы в случае ненадлежащего поведения осужденного.

К примеру, в мировой практике при определении степени репрессивности уголовного закона, помимо индекса «тюремного населения», используется еще один критерий - процентное соотношение отбывающих тюремное заключение и альтернативные виды наказаний, то есть не связанные с изоляцией от общества. Во многих развитых европейских странах доля отбывающих тюремное заключение в общей массе осужденных не превышает 10%. В США, которые многие правозащитники критикуют за самый высокий тюремный индекс (730 заключенных на 100 тыс. населения), доля отбывающих наказание в тюрьмах от общего количества осужденных составляет 30%[27].

В Казахстане, к сожалению, этот показатель значительно хуже. Анализ статистических данных Комитета УИС показал, что процентное соотношение отбывающих лишение свободы и иные более мягкие виды наказаний за последние десять лет выглядит следующим образом:

- на 1 января 2003 года - 77% лишение свободы и 23% иные наказания;

- на 1 января 2004 года - 64,8% и 35,2%;

- на 1 января 2005 года - 65,7% и 34,3%;

- на 1 января 2006 года - 66,8% и 33,2%;

- на 1 января 2007 года - 78,3% и 21,7%;

- на 1 января 2008 года - 72,5% и 27,5%;

- на 1 января 2009 года - 71% и 29%;

- на 1 января 2010 года - 71,3% и 28,7%;

- на 1 января 2011 года - 69,5% и 30,5%;

- на 1 января 2012 года - 71,6% и 28,4%;

- на 1 июля 2012 года - 78,1% и 21,9%.

Из этого видно, что подавляющее большинство отбывающих лишение свободы в общей структуре осужденных в нашей республике носит хронический характер, а отдельные колебания в соотношении не являются принципиальными[28].

Причинами, позволяющими зарубежным странам придерживаться вышеуказанного соотношения, являются как устоявшийся в судебной практике приоритет альтернативных видов наказаний, так и гибкость законодательства. К примеру, суды г. Берлина лишь в 20% случаях назначают наказание в виде тюремного заключения, но из них реально отбывают данное наказание менее половины осужденных. А в США порядка 20% (в отдельных штатах до 40%), поступающих в тюрьмы, составляют те, кому изначально было назначено более мягкое наказание и они находились на свободе под надзором служб пробации. Но они по своей вине нарушили условия нахождения под надзором, не выполнили обязанности, предписанные судом, тем самым не прошли испытания, и суд по представлению службы пробации заменил им изначальное наказание на тюремное заключение. Главный смысл всего этого заключается в том, что государство в лице судебной власти, благодаря гибкости уголовного закона дает шанс многим преступникам, не представляющим опасности для общества и не допустившим наступления тяжких последствий в результате преступления, избежать тюремного заключения при условии выполнения определенных требований.

Обращение к судебной практике Казахстана показывает следующее. Согласно статистическим данным Верховного суда РК, в 2009 году из 39 391 осужденных приговорено к лишению свободы 18 790 человек, либо 47,7%. В 2010 году из 31 968 осужденных приговорены к лишению свободы 12 030 человек, либо 37,6%. В 2011 году осуждено 26 219 человек, при этом к лишению свободы - 10 498, либо 40%. Тем не менее, как видно из вышеприведенной статистики Комитета уголовно-исполнительной системы, в этот же период доля отбывающих лишение свободы в общей структуре отбывающих уголовные наказания составляла 69-71%.

Существенная разница в процентном соотношении объясняется элементарно - лишение свободы имеет очень длительные сроки в сравнении со сроками альтернативных видов наказаний и условным осуждением. К примеру, в течение 2009 года альтернативные наказания и условное осуждение отбывали 40 508 человек, а на 31 декабря этого же года их было 22 148. Аналогично в течение 2010 года - 42 985, на 31 декабря - 21 730. В течение 2011 года - 41 105, на 31 декабря - 17 965 человек. То есть эта категория осужденных долго не задерживается в этом статусе.

Но в случае с лишением свободы все обстоит иначе. Попадая в исправительные колонии, осужденные находятся там довольно продолжительное время, следовательно, происходит их скопление. Ранее мы отмечали, что согласно подсчетам Комитета уголовно-исполнительной системы средний срок отбывания лишения свободы в 2011 году составлял 8,5 лет. Поэтому, насколько бы суды не уменьшали в рамках существующих санкций количество осуждаемых к лишению свободы, это не сильно изменит процентное соотношение отбывающих это наказание и наказания, не связанные с изоляцией от общества.

В европейских странах еще в 19 веке юридическая общественность осознала крайнюю неэффективность лишения свободы из-за ее неспособности решить важную задачу наказания - исправить человека. Не питая иллюзий в части перспектив реального исправления человека в тюрьме и, тем самым, не переоценивая возможности тюремного заключения, они давно делают упор на нетюремное исполнение уголовных наказаний. Несмотря на экономическое благополучие этих стран, не в последнюю очередь играет и финансовый вопрос. К примеру, в самой экономически благополучной европейской стране - Германии - на содержание одного заключенного в тюрьме в среднем тратится 100 евро в день, а на осужденного, находящегося под надзором пробации, от 4 до 10 евро в день (в каждой Федеральной земле по-разному, в зависимости от комплекса мероприятий). Эти расчеты служат мощным двигателем для распространения альтернативных видов наказаний и совершенствования процедуры их исполнения, чего, к сожалению, не скажешь о нашей практике их назначения и исполнения.

В последние годы финансирование уголовно-исполнительной системы Казахстана со стороны государства резко увеличилось. К примеру, если в 2009 году бюджет УИС составлял 25 млрд. 963,9 млн. тенге, в 2010 году 28 млрд. 301,4 млн. тенге, то в 2011 году 38 млрд. 347,5 млн. тенге. Эти деньги предусмотрены в основном на содержание следственно-арестованных и осужденных лиц, а также на ремонт действующих и строительство новых учреждений. С учетом уменьшения «тюремного населения» условия их содержания в последние годы существенно улучшены. Все это, бесспорно, важно с точки зрения материальной стороны, но не менее важным является работа по ресоциализации заключенных, то есть подготовки их к освобождению. А в этой части, к сожалению, серьезных подвижек вперед нет. К тому же в условиях чрезмерно длительной изоляции продуктивность ресоциализации выглядит крайне низкой. Уже давно доказано, что тюрьма не учит людей жить в обществе, она учит их жить именно в тюрьме. Но в казахстанской пенитенциарной системе пока превалируют устаревшие советские подходы, где основной целью наказания является исправление преступника. Этот подход базируется на положениях действующего Уголовно-исполнительного кодекса РК, который полностью нацеливает уголовно-исполнительную систему на исправление осужденного лица. Однако, если учесть, что конечным результатом исправления человека должно быть не совершение им в будущем нового преступления, то продуктивность этой деятельности была и остается крайне низкой. Так, в настоящее время в исправительных колониях республики 41% осужденных являются ранее судимыми, из которых 2/3 ранее уже отбывали лишение свободы.

Нет сомнений, что между большими сроками лишения свободы и высоким процентом рецидива преступлений имеется прямая причинная связь. Чем дольше длится изоляция, тем устойчивей оседает в сознании человека лагерная субкультура, которая после освобождения мешает ему реинтегрироваться в общество. Внешние усилия по ресоциализации лиц, отбывших длительные сроки лишения свободы, как показывает жизнь, также не дают должного эффекта.

В современной юридической литературе по этому поводу метко подмечено: «Здравый смысл подсказывает, что задача по исправлению и перевоспитанию в условиях изоляции от общества недостижима… Действительно, ставя цель по приспособлению человека к жизни в обществе, его отделяют от этого общества; желая научить его полезному активному поведению, содержат в обстановке, где каждый шаг расписан, что вырабатывает пассивность; думая заменить в сознании человека вредные привычки полезными, его содержат среди себе подобных, что способствует взаимному заражению, и т.п.»[29].

Ситуацию в наших исправительных колониях сегодня усугубляет еще и массовая безработица, что, кстати, было не свойственно пенитенциарной системе советского периода, когда человек не только не терял, но и приобретал новые для себя трудовые навыки. Плюс к этому освобождался с запасом заработанных денег, что облегчало процесс его повторного «вживания» в общество, не вынуждало его быть обузой для близких родственников и государства.

С переходом экономики на рыночную систему управления прежняя схема трудозанятости осужденных, основанная на выполнении государственного заказа, по причине отсутствия последней прекратила свое существование. Сегодня основная часть работающих - это осужденные, отбывающие наказание в колонии-поселении и трудоустроенные за его пределами на различных коммерческих объектах. В закрытые учреждения работодатели не идут, и у них для этого нет стимула. Несмотря на официальную статистику трудозанятости осужденных, реальный процент работающих осужденных на оплачиваемых работах значительно ниже, и без поддержки государства, как во многих странах, эту проблему не решить. Вот и получается, что человек, попадая в места лишения свободы на достаточно длительное время, при всем своем желании работать, соответственно, возмещать ущерб, материально помогать своей семье, несмотря на изоляцию, чувствовать свою полезность обществу и т.д. на самом деле не имеет такой возможности. Находясь в оторванности от общества, он не работает, не получает современного образования, не участвует в программах ресоциализации (потому что их сегодня просто нет в местах лишения свободы), соответственно, информационно, интеллектуально, духовно и психологически отстает от развития остального общества.

Таким образом, с одной стороны, государство удовлетворяет его минимальные потребности: предоставляет трехразовое питание, одежду и место для сна, но, с другой стороны, не создает условия для реализации его естественного желания вернуться в общество более подготовленным к жизни на свободе. В таких условиях у большинства заключенных появляется и укореняется чувство пассивности к окружающему миру, иждивенческое отношение к государству и отчужденность от свободного общества. И чем длиннее изоляция от общества, тем необратимей этот процесс.

И последнее. Если проанализировать все изменения и дополнения в Уголовно-исполнительный кодекс РК и в Уголовный кодекс РК в части института уголовного наказания, то на поверхность всплывает алогичность и отсутствие в них стратегической линии, и прежде всего это касается аспекта гуманизации. А отдельные поправки приносят пенитенциарной системе больше вреда, чем пользы. К примеру, в общий контекст текущей гуманизации законодательства не вписывается положение Закона РК от 9 ноября 2011 года, установившего полный запрет на перевод из закрытых учреждений в колонию-поселение осужденных, отбывающих лишение свободы за совершение особо тяжких преступлений. Но и существовавшее до этого право их перевода в колонию-поселение при отбытии одной второй срока наказания было перегибом в гуманизации предыдущего Закона РК от 26 марта 2007 года. С учетом обратной силы уголовного закона выходило, что, имея наказание в виде лишения свободы сроком 20 лет, уже через 10 лет осужденные переводились в колонию-поселение, где в условиях полусвободы с правом выхода за пределы учреждения им предстояло пробыть еще довольно продолжительное время с мыслями о нескором освобождении. Как показала практика, многие из них со временем не выдерживали такого «испытания» и совершали уклонения от отбывания наказания, а иногда новые преступления, в том числе в отношении недовольных потерпевших по предыдущему преступлению. Все это послужило основанием для «закручивания гаек».

Но и полный запрет на перевод в колонии-поселения данной категории осужденных является не лучшим решением проблемы. При разработке законопроектов относительно пенитенциарной системы нужно знать и помнить простую истину - чем больше стимулов у осужденного лица к положительному поведению, тем меньше он нарушает правила отбывания наказания. А лишив их возможности в будущем смягчить себе режим отбывания наказания, законодатель лишил администрацию исправительных учреждений действенных рычагов управления заключенными, что в условиях коллективного, то есть отрядного их содержания очень важно для сохранения правопорядка и стабильности. Поэтому было бы разумней не лишать их такого права, а просто отодвинуть сроки его наступления.

Для сведения, на июнь 2012 года в исправительных учреждениях республики доля лиц, отбывающих лишение свободы за совершение особо тяжких преступлений, составляла 39,6% либо 16 320 человек. Учитывая, что общий лимит мест в колониях-поселениях республики составляет всего 3860 и отдельные из этих колоний предназначены исключительно для лиц, совершивших неосторожные преступления, можно быть уверенным, что нет никаких оснований опасаться массового их перевода в колонии-поселения. А если взять во внимание, что в отличие от женских и воспитательных колоний или колоний любого вида режима колонии-поселения имеются в каждой области, и осужденные, как правило, стремятся отбывать наказание поближе к дому и семье, то их перевод в колонии-поселения на заключительном этапе отбывания лишения свободы, например, за один год до освобождения, имел бы помимо стимулирующего еще и большое ресоциализационное значение.

По такому же принципу стимулирования следует подходить и к амнистии заключенных. Законом РК от 8 января 2007 года в статью 76 Уголовного кодекса РК был внесен запрет распространения амнистии на лиц, совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления. Учитывая, что на момент принятия Закона РК «Об амнистии в связи с двадцатилетием государственной независимости Республики Казахстан» от 28 декабря 2011 года доля отбывающих лишение свободы за совершение преступлений небольшой и средней тяжести составляла всего 11,2%, данная амнистия была самой малочисленной из всех предыдущих. Но не в количестве заключается смысл упущенных возможностей, а в том, что если бы амнистия распространялась и на осужденных по тяжким и особо тяжким преступлениям путем частичного снижения срока наказания (например, на 1/3 по тяжким и на 1/4 по особо тяжким), при условии отсутствия у них нарушений дисциплины и хотя бы частичного погашения иска потерпевшим, то и обстановка в местах лишения свободы была бы более управляемой, и уровень восстановительного правосудия в стране был бы значительно выше.

В любом случае, каждое окончательное решение об условно-досрочном освобождении, о переводе в колонию-поселение, о смягчении наказания или освобождении от него в связи с амнистией, принимается судом при участи прокуратуры. Поэтому, при желании соблюсти законность и обеспечить справедливость всегда есть возможность принять верное решение.

Таким образом, гуманизация уголовного закона не должна ограничиваться только методами выборочной декриминализации отдельных составов преступлений и депенализации некоторых санкций, к этому вопросу следует подойти на системном уровне через уменьшение верхнего предела лишения свободы хотя бы до уровня Уголовного кодекса Каз. ССР, что позволит синхронно смягчить наказания почти по всем статьям Уголовного кодекса РК и добиться ощутимого уменьшения количества лиц в местах заключения. Концептуальное реформирование требуется уголовно-исполнительному законодательству, где, прежде всего, необходимо откорректировать цели наказания, с обязательным включением в них ресоциализацию осужденных лиц и подчинением порядка исполнения наказаний достижению этой цели.